Он отпускает руку, дерганным движением вместо этого трет переносицу. Виски начинает тянуть, как и всякий раз, когда тело предчувствует новую порцию боли, от горячей волны возбуждения остается один лишь щекочущий изнутри холод. Вскрывать незатянувшиеся раны то еще удовольствие, к этому, кажется, невозможно привыкнуть. А иногда кажется, что он уже как раз настолько привык так жить, что не может отодрать вросший в кожу пластырь, прячась в этой жалости к себе упрямо, чтобы не встречаться с неизведанным.